От сына «врага народа» до профессора МАИ: репортаж РГ

Сам профессор Житомирский оценивает число своих учеников, которых он научил летать и конструировать самолёты, в 7 тысяч. Но это крайне скромная оценка. Можете сами провести эксперимент: зайдите на любой профессиональный авиафорум и задайте вопрос о Житомирском. Самая распространенная реакция: «А я учился по его учебникам!».

27 марта Георгий Иосифович принимает поздравления со всех концов света, профессору — 95. Он — человек-эпоха. Родился в 1923 году. Это было время, когда еще был жив Ленин.

Что мы знаем о той эпохе? Ленин в первой половине болел, умер в 1924-м, наступило время Сталина. С одной стороны — массовые аресты «врагов народа», с другой — эпоха всеобщего энтузиазма и надежд. Молодёжь массово увлекалась спортом и вступала в движение «ворошиловских стрелков», был популярен лозунг: «Комсомолец — на самолёт».

Это не только страницы учебника истории, но и биография Георгия Житомирского, тогда ещё просто подростка Жоры. Он отлично стрелял, занимал призовые места в республиканских конкурсах, как с малокалиберной винтовкой, так и с боевой трехлинейкой Мосина. Как сам вспоминает, жили тогда в Ташкенте, дома было много оружия, тренировался на пустыре. Отец организовывал перегон скота, часто брал сына с собой в экспедиции. Где Жоре доверяли роль разведчика: на лихом коне скакал впереди отряда, смотрел, чтобы не наткнуться на засаду басмачей. Строго говоря, с басмачеством к тому времени было уже покончено, но лихие люди в степях ещё водились.

А в 1937-м отца арестовали. По совершенно надуманной причине: скот во время перегона терял вес, и это сочли вредительством. Георгий с мамой стали семьей «врага народа». Последовали опись имущества, быстрые сборы, переезд к родственникам в Чимкент. И жизнь без денег, и без работы. 14-летний Георгий тогда тоже мечтал стать летчиком. Как, собственно, и все сверстники. Но на этой мечте пришлось поставить крест. Правда, как оказалось, не навсегда.

Спрашиваю профессора: «Правда ли, что дети „врагов народа“ должны были в школе публично отрекаться от отцов? В кино показывают, в книгах о таком пишут».

Отвечает: в его жизни такого не было. Никто не заставлял отрекаться. Отец еще был в лагерях (его выпустили только во время войны), когда семья вернулась в Ташкент. В родной школе Жора встретил всемерную поддержку со стороны педагогов. Опять занимался стрельбой, стал помощником военрука, освоил пулемет «Максим». Лично подготовил сотни «ворошиловских» стрелков. Школа заняла третье место по — как бы сейчас сказали — военному многоборью. Во многом благодаря ему, будущему профессору. Педагогический талант раскрылся рано.

Школу он закончил с золотой медалью, поступил в Ташкентский институт железнодорожного транспорта. После сдачи экзаменов за первый курс намеревался с невестой сбежать на пару недель на озеро Иссык-Куль. Билеты были куплены на 22 июня. Шел 1941 год...

В военкомате его сначала оформили в пехоту, потом военком вдруг передумал. Спросил: лётчиком хочешь стать?.. Сначала отучился в Алма-Ате в школе пилотов первоначального обучения. Затем — школа лётчиков-штурманов. Была возможность служить в запасных полках. Вопреки стереотипам из кино, во второй половине войны в Советском Союзе подготовили уже достаточно летчиков, причем готовили их хорошо, не «взлет-посадка и в бой». Голод в лётном составе, объективно возникший в 1941-м, давно прошел, многие так и не воевали. Георгий Житомирский на фронт рвался.

В боевую часть — в 566 штурмовой авиаполк — был зачислен летом 1944-го. Воевал на Ил-2.

Был сбит в Восточной Пруссии. Для себя решил: в плен не сдамся, последняя пуля — себе. Перетянул через линию фронта, приземлился на брюхо. Затем полгода провалялся в госпиталях. Левая рука висела как плеть, врачи даже собирались ее ампутировать. Обошлось.

Несмотря на тяжелое ранение вернулся в полк. И... летал! Первое время почти не мог шевелить пальцами левой руки, но штурмовик все-равно пилотировал. Затем была академия, служба испытателем (испытывал на устойчивость к срыву в штопор послевоенные штурмовики). Последние 40 лет — профессор МАИ. Летал, кстати, до 80 лет.

А руку он вылечил фактически сам: тридцать лет ежедневных занятий с эспандером.

Профессор показывает мне фотографии: вот он в буденовке с красной звездой, ефрейтор летной школы. На фронте, в кабине штурмовика. А вот Путин вручает ему орден.

Интересуюсь: «Георгий Иосифович, а жизнь вас сталкивала с другими первыми лицами страны?».

«Сталкивала, но скорее не меня с ними, а наоборот, — демонстрирует неподражаемое чувство юмора ветеран. — В конце августа 1948 года умер Андрей Жданов. В одной из коробок парадных расчетов стоял и я. Сталин, выходя из траурного зала, локтем зацепил меня. Можно сказать — вот и столкнулись. Я застыл по стойке «Смирно».

«Это был Василий Сталин?» — уточняю на всякий случай.

«Нет, не Василий, а Иосиф Виссарионович, генералиссимус».

«Последствия были?»

«Нет. Сталин отступил, посмотрел удивленно на меня: как бы измерил взглядом снизу вверх и... Пошёл дальше. У меня рост тогда был 193 см, — смеется профессор. — Это сегодня я усох».

Кстати, это неправда, совсем не усох. И в свои 95 — он высокий и стройный человек, с живым умом, прекрасной памятью.

Вчера, на вечере в честь юбиляра, офицер, представляющий главкома сухопутных войск, дал фронтовику очень точную формулировку: «Он из людей, которые несут свет и победу».

А что касается встречи со Сталиным, то на самом деле в те годы ситуация было совсем не комичной. Именно смерть видного большевика Жданова стала поводом для разработки печально знаменитого «дела врачей». За обвинением врачей в злонамеренном «убийстве» видных государственных лиц последовала истерия в масштабах всей страны. С национальным подтекстом. Которая отразилась и на карьере Георгия Житомирского. Кадровики припомнили его национальность. Офицера с академическим образованием, лётчика-фронтовика и лётчика-испытателя, орденоносца, отправили в отдаленный полк техником самолета. Тем не менее, все завершилось благополучно — в конечном итоге.

Имена тех бдительных кадровиков сегодня никто не знает. Канули в безвестность. А десятки тысяч летчиков и инженеров при упоминании имени Житомирского восклицают: «А я ведь учился по его учебникам!».

Жизнь все всегда расставляет на свои места. Все и всех.